Я никогда не любил партноменклатуру. Но рядовые участники октябрьского государственного переворота или "Великой Октябрьской социалистической революции", будь то участники штурма Зимнего дворца или "старые большевики", меня всегда живо интересовали. От них мне довелось услышать немало прекрасных и ярких рассказов, которые вовсе не вязались с официальными мифами.
Павел Иванович Коновалов, вступивший в "партию" в 1919 году, в восемнадцатилетнем возрасте, естественно относится к разряду "старых большевиков". Мы были с ним знакомы, но не столь близко, чтобы можно было у него спросить "А как это произошло?" Был ли это некий революционный порыв, проявление ненависти к эксплуататорам и буржуям, или жизненные обстоятельства сложились так, что это оказалось наиболее разумным и оптимальным выходом? Порыв или трезвое, взвешенное, хорошо продуманное решение?
Спустя пятнадцать лет после его кончины, дети Павла Ивановича, сыновья Владилен и Роллан и дочь Ирина, разыскали и подготовили к печати его, как они считают "дневниковые записи". Но это были воспоминания, наиболее ярко и подробно описывающие детские годы. Небольшая книжечка в 136 страниц была издана ими на собственные средства небольшим тиражом и в продажу не поступила. Роллан и Ирина раздали ее друзьям и родственникам, подарили и мне, за что я им бесконечно признателен.
Приступая к чтению, я надеялся найти в ней ответ на тот вопрос, который меня столь живо интересовал. Но книга оказалась гораздо интереснее и богаче по содержанию. В ней нет той одноплановости, той нацеленности на заранее определенный результат, которого я в тайне боялся. Я нашел в ней описание деревенских устоев и быта "самого глухого из самых глухих уголков Пошехонья" (стр.8) первого десятилетия двадцатого века, удивительное описание беспротестного приятия той судьбы, которая определялась социальным положением жителей пошехонской глухомани: не хочешь тянуть крестьянскую лямку, уезжай в город, поступай в ученики к какому-то ремесленнику.
Обучение ремеслу длилось пять лет. Поступая на ученье к мастеру, каждый ученик знал, что его ждет через год и через два и что он будет уметь делать к концу ученичества, и какие обязательства берет при этом на себя мастер- ремесленник. Были, конечно, и оплеухи и зуботычины, но они воспринимались учениками без нытья несчастного Ваньки Жукова. Без них "считалось, что и ученье ремеслу в прок не пойдет" (стр.15). Интересно, что описывая далее свою учебу в высшем городском начальном училище, Павел Иванович отмечает, что все ученики боялись учителя геометрии и физики, "отличавшегося необычной строгостью и своеобразной руганью" и потому "геометрию и физику знали лучше, чем любой другой урок". А вот у "немца Макса Юльевича - добрейшего и скромнейшего человека" немецкий язык "никто не принимал всерьез и следовательно - не знал" (стр.33-34).
Со вступлением в партию жизнь Павла Ивановича "значительно изменилась. Я сразу почувствовал это, - пишет он. - Окружающие меня стали более осторожны в разговорах, а я стал более категоричен в своих суждениях" (стр. 68). Забитый мальчик ("Примерность была вколочена в меня ежедневными порками и ежеминутными окриками" деспотичной матери, стр. 32), вступив в "партию", сразу почувствовал, что теперь за его спиной "стоит сила", представителем и частью которой он и сам теперь являлся (стр.68). Он изменился.
Вторая часть книги (стр.63 -100) дает наглядное описание реального положения дел в российской глубинке в первые годы советской власти, когда "людей, ненавидящих партийных┘было сколько угодно" (стр.71), когда "входить в состав комбедов никто не хотел", а основным методом агитации был грубый окрик (стр. 68).
К сожалению чем дальше, тем меньше в книге ярких описаний быта и нравов, тем в большей степени на смену жизнеописанию приходит описание карьеры кадрового политработника Красной Армии. Но человек реально интересующийся историей своей страны,  найдет здесь массу материала о нравах и принципах взаимоотношений в рядах партийной элиты. А Павел Иванович Коновалов как старый большевик и кадровый политработник конечно относился к разряду советской "элиты" среднего звена. Приступая к написанию мемуаров, он заявил: "Я не хочу казаться лучше или хуже, чем я есть, потому я не выброшу даже страниц моих воспоминаний, посвященных описанию людей и событий, которые, по сути дела, далеко не всегда могут служить примером" (стр.5). Он сдержал свое слово и откровенно пишет о своих ошибках и скороспелых решениях, о просчетах, допущенных им при строительстве сахарного завода в Никольск-Уссурийске. (стр.104 - 105). И в этом, без сомнения, огромная ценность этой небольшой по объему книги.
Все чаще в последнее время на радио и телевидении ведутся споры о том, что мы собой сегодня представляем. "Исчезает "советский человек" , "homo soveticus" и мы вновь становимся похожими  на россиян дооктябрьского периода", -утверждают одни. А так ли? Мы вновь впадаем в сплошную неграмотность? Мы вновь готовы терпеть оплеухи и зуботычины? Мемуары тем и ценны, что они позволяют глубже понять, как далеко мы ушли от своего не такого уж давнего прошлого.
"Современный россиянин во многом еще остается все тем же советским человеком и прежде, чем он исчезнет, должно смениться несколько поколений", - считают другие и они тоже ошибаются: условия жизни, среда обитания изменилась, меняется и человек. Дореволюционное время давно ушло в прошлое, как уходит в прошлое - на наших глазах - советская реальность. Оздоровление живого организма после того как искалечили советского человека протекает медленно и на глаз незаметно. Но если бы вдруг как-то удалось вернуть советскую действительность, советского человека в прежнем виде возродить бы уже не удалось: мы вдохнули воздуха свободы. Беда лишь в том, что мы ее не завоевали, то есть мы до нее не доросли. Нам ее "дали", подарили в том искалеченном, изуродованном виде, который породил у нас в душе горечь несбывшихся ожиданий. Она не является результатом нашего собственного развития, той средой, которую мы создали. Мы в ней чужаки, пришельцы. Свободу подарить невозможно. Ни одна революция не может дать человеку больше того, что он способен от нее взять. Мы должны научиться быть в ней у себя дома.
Эту свободу нам дали те представители второго и третьего эшелонов партийной жизни, о которых П.И.Коновалов пишет в третьей, заключительной части своих воспоминаний ("Война и жизнь", стр. 101-128). Они определили условия нашего сегодняшнего существования и продолжают ими управлять. Если мы не хотим оставаться пешками, которыми без конца манипулируют, нам надо до конца понять весь спектр их ценностных ориентиров и научиться подлинной независимости, действительной свободе. Чтение мемуаров во многом помогает этому.
И в заключение - несколько критических замечаний. Готовя книгу к печати, Роллан и Ирина допустили на мой взгляд ряд промахов: название книги - "История одной жизни" напоминает название одного из романов  Мопассана
("Жизнь"), название третьего раздела мемуаров - "Война и жизнь" - название всемирно известного романа Льва Толстого. А книга - не подражание ни тому ни другому. Просто удивительно, как человек, впервые занявшийся сочинительством, сумел добиться той естественной простоты повествования, которая сама по себе уже является свидетельством мастерства.
Не со всеми мыслями, взглядами и размышлениями П.И.Коновалова я охотно бы согласился. Это прежде всего относится к "Послесловию. Размышления 1974 - 1983 годов" (стр.129-131). Например: "Наполеон по сравнению со Сталиным, конечно, пигмей". Или: "┘главное не в содержании занятий, а в умении излагать материал слушателям" (стр.118). Но не будем забывать, что речь идет о пареньке, получившем хоть и высшее, но только начальное образование. Речь идет о человеке, который нашел свою преподавательскую стезю инженера - понтонщика, приобщившись в свои двадцать пять лет к поэзии Есенина, Блока, Брюсова┘Когда же он услышал в 1926 году в Волковском театре города Ярославля Владимира Маяковского, то и ╚таинство╩ декламации (стр.93) постепенно раскрылось ему. При всем при том Павел Иванович Коновалов, инженер-полковник, преподаватель высшей школы поступил чрезвычайно мудро, оставив потомкам свои интереснейшие письменные воспоминания и огромное спасибо его детям, которые не позволили этим воспоминаниям остаться непрочтенными и забытыми. Внуки же Павла Ивановича создали сайт на Интернете, где Вы можете найти текст его книги, а также и записи прочитанных им в 1974 году стихов, тех стихов, которые сделали культурнейшим человеком полуграмотного и забитого ребенка.